Тюлевая баба - Сторінка 8

Приехал бы, матушка, и раньше, да страшная распутица была, а только спала немножко полая вода, видите, я и тут; даже у многих родных не побывал, спешил.

По дороге заезжаю к Анне Федоровне, гляжу кругом да соображаю: каковы бабы вышли?

— Как это вы сообразить можете? — спросили две дамы.

— Очень легко-с. Если бабы где удались, так люди там веселы, разряжены, по двору бегают собаки, хозяйка из окна глядит… А не удались бабы, то во дворе пусто, всякое животное избито и прячется, люди угрюмы, хозяйке нездоровится…

— Какие пустяки! — заспорили многие дамы.— Какие пустяки!

— Вот я приезжаю и вижу, что бабы, кажется, удались. Вхожу в дом, везде накурено благовонными порошками, в зале две новые канарейки поют: знаете, все уж подведено так, чтобы человека обольстить; стол под тончайшей скатертью, и на столе всякая всячина… и бабы возвышаются… изрядные бабы… Встречает меня Анна Федоровна, разряжена и довольна, но беспокойна; подводит меня к столу, потчует… Я у нее и спроси: а что ваши родные, Анна Федоровна? Что Глафира Ивановна да Алексей Петрович, как поживают?

Спросил, сударыня, да и не рад был: чуть меня Анна Федоровна не умертвила…

— Что же она говорила? — спросила Глафира Ивановна, преодолевая свое волненье.

— Что же было между вами? — спросили дамы.— Что?

— Ни словами рассказать, ни пером описать! — отвечал Петр Дмитрич.

— Ну, хотя одно ее слово передайте,— сказала опять Глафира Ивановна.

— Нет! Нет! Передайте все, все, все, все! — зажужжали дамы.

— Невозможно передать! Невозможно! — говорил Петр Дмитрии.

— Повторите ее слова!

— Да что слова! Не в словах дело! Анна Федоровна, вы знаете, женщина тонкая, ее на словах трудно поймать… Она глядела, сударыни, глядела так, что слов не надобно… Глядит, глядит на меня и приближается, приближается ко мне, точно братья-разбойники… знаете, там, у Пушкина…

— Да что ж говорила она? Ведь что-нибудь она вам да говорила!

— Имел честь и удовольствие доложить вам, что женщина она тонкая и ее на словах не поймаешь. Вскрикнула она: «А чтоб тебе добра не было вовеки!» — «Кому, Анна Федоровна?» — спрашиваю. «Да это,— говорит,— я об стол зашиблась, так на стол так сказала».— И сейчас же стала креститься и молитву читать. «Лукавый,— говорит,— попутал, грешные слова произношу».

— Однако пора ехать,— сказали некоторые дамы.

— Ах, ах! Давно, давно пора! — вскрикнули другие.— Засиделись мы у вас ужасно, Глафира Ивановна. Да и вас задержали, ведь вам тоже надо ехать.

— Да, я поеду тоже,— ответила Глафира Ивановна,— только дождусь мужа.

— Приезжайте-ка вы к Анне Федоровне,— сказала одна веселая дама,— приезжайте, мой ангел, от души натешимся!

— Да, приезжайте, Глафира Ивановна, приезжайте! — подхватили остальные дамы.— Вы приедете, как будто вы ничего не знаете… Мы вас там будем ждать; обещаетесь нам, что приедете?

Глафира Ивановна обещалась, и все дамы от нее уехали.

Глафира Ивановна стала быстро ходить взад и вперед по гостиной, а Петр Дмитрич ходил за ней; потом Петр Дмитрич остановился и начал:

— Экие чечетки эти дамы, а ведь преехидные!

Глафира Ивановна ничего не отвечала и, кажется, слов Петра Дмитрича не слыхала; она ходила все быстрей и быстрей; видно было, что мысли у нее роились, и что все ее чувства волновались.

— Не правда ли, Глафира Ивановна, что они преехидные? — опять сказал ей вслед Петр Дмитрич.

— Да, да! — ответила Глафира Ивановна. И все носилась по гостиной.

— Если о них вам рассказать, Глафира Ивановна… Ведь я о каждой могу рассказать… Вот, например, хоть бы о Словчевской… Знаете ли вы, что эта Словчевская говорила? «Глафира Ивановна совсем нехороша! У нее даже одна нога короче, а другая длиннее; только что она это искусством от людей скрывает…»

Глафира Ивановна вспыхнула и вдруг остановилась.

— Какая лгунья эта Словчевская! — сказала она.

— Потом Словчевская говорила, что у вас все личико в веснушках ужасных, Глафира Ивановна, и что вы без притираний жить не можете! И поверите ли? Даже у нас все стали вас подозревать, а здесь и подавно обрадовались до смерти.

Глафира Ивановна опять остановилась.

— Злым языкам всегда верят, Глафира Ивановна… Очень злые есть языки, а впрочем, бывают и большие несчастья,— могло и с вами несчастье случиться, могли вы прекрасный цвет лица потерять, могли тоже как-нибудь оступиться и ножки себе повредить…

И Петр Дмитрич умолк; он стал глядеть на Глафиру Ивановну так пристально и печально, точно с ней случилось такое несчастие.

— Многие об вас очень жалеют, Глафира Ивановна…

Тут Глафира Ивановна его перебила, Глафира Ивановна заговорила…

Часа через два Петр Дмитрич простился с Глафирой Ивановной и уехал. Ехавши, он все сам себе улыбался, а после часто говорил своим знакомым: «У Глафиры Ивановны не одна стрелочка в сердце в тот день засела!»

Глафира Ивановна надела свое лучшее платье. Какие чудесные были на ней башмачки! Глафира Ивановна не один раз посмотрела на свои ножки и не один раз погляделась в зеркало, не один раз подходила к тюлевой бабе, не один раз Глафира Ивановна задумывалась, не один раз улыбалась и хмурилась,— и нетерпеливо ждала Алексея Петровича.