Заметки Простодушного (1861) - Сторінка 3

И мой впечатлительный друг перебил меня, продолжая дальше:

Ум молчит, а сердцу ясно:
Жизнь для жизни мне дана.

Мы пришли, наконец, к тому грустному заключению, что нам нужно расстаться. Мой добрый друг, подобно Голубю в басне Крылова, решился полететь в иные поля и приютиться в каком-нибудь скромном городке, основываясь на том убеждении, что чем тише и безмятяжнее жизнь, тем меньше дрязг, тем меньше порочных стремлений. Но, увы, и другу моему, как Голубю Крылова, пришлось страшно разочароваться. Вот что теперь он пишет мне:

«В нашей несчастливой Аркадии есть скромный городок и в нем богоугодное заведение. Цель этого полезного учреждения очевидна для всякого. Но в упомянутом городке оно имеет и другое, особенное, сокровенное, так сказать, значение. Оно есть не что иное, как доходное имение, а больные крестьяне отданы в аренду смотрителю и врачу. Смотритель — человек старых времен, учившийся на медные деньги, но зато глубоко изучивший науку прятать концы и подводить верные итоги. Врач, Образинин, приехал из дальних стран, принес, говорят, инспектору посильную лепту — 500 рублей — и приютился на этом, как говорится, теплом местечке и теперь благоденствует.

Вся его медицинская деятельность заключается в том, что он свидетельствует неспособных нижних чинов, а это статья, весьма доходная для кармана. В этом случае доставляют доходы преимущественно лица, особенно староверы, попавшие в рекруты и желающие освободиться от военной службы. Цена на представление в разряд неспособных различна, начиная от 10 и до 100 рублей, смотря по состоянию солдата и степени его здоровья: чем солдат здоровее, тем более должен заплатить. Здесь также принимается во внимание и разряд, в который представляют: 3-й разряд — дешевле, а 4-й — дороже.

Кроме денег, берут и натурою, так, напр., с одного солдата-еврея взяли 25 руб. сереб. и корову, а с другого — 10 р., да еще его родственник-каретник должен был дать напрокат тарантас, совершенно новый, который и был предложен почтенному патриарху наших медиков для объезда по губернии во время ревизии, чтоб его старым костям было покойно в дороге…

Посредниками между врачом и солдатами, желающими освободиться от службы, служит еврейка, доставляющая в заведение молоко и кур, да старший фельдшер, который составляет во всем, так сказать, правую руку. Еврейка обыкновенно уговаривается с солдатом, который за свое освобождение должен ей заплатить известную сумму, а она уже отправляется куда следует и дает три части из полученной суммы, а часть оставляет себе. Кроме этих двух главных посредников, есть и другие, как-то: переплетчики, портные, каретники и т. п. Таким образом, герои-арендаторы живут да поживают, и все, по-видимому, идет хорошо, между тем как больные и не одеты должным образом, и не продовольствуются как следует. Золотые времена для больницы наступают только тогда, когда ожидают какое-нибудь важное лицо, как, напр., корпусного командира внутренней стражи, окружного генерала или же какого-нибудь чиновника, присланного для ревизии; тогда декорация переменяется — раскрывается умилительная картина, в коридорах застилают ковры, везде курят благовонными специями для очищения воздуха, служители надевают свои форменные, но в этом случае парадные, сюртуки и белые фартухи, больные также одеваются в самую лучшую новую одежду и получают великолепную пищу…

Но такие праздники бывают весьма редки и кратковременны,— по миновании беды начальники-арендаторы опять берутся за свое, и у больных снова являются разорванные халаты, рубахи, борщ со свеклою — среди лета, в то время, когда положена свежая капуста,— недовес в говядине…

«Но,— думал я, глядя на все эти неведомые миру дела,— ничто не вечно под луною, когда-нибудь же оно кончится…» Вдруг в одно прекрасное утро мне говорят, что Образинин получил орден Станислава…»

«Бедный мой друг!» — воскликнул я невольно, прочитав эти строки. Вот тебе и мирный уголок без дрязг, без порочных стремлений. Как бы утешился мой разочарованный друг, если б пожил хоть недельку в нашем скромном Чернигове: у нас совсем не то… «Обратим взоры наши на часть духовную! — восклицает один почтенный муж в своей статье о Чернигове.— Она, смиренно преуспевая, проповедует чистоту нравов и веру в бога. Возьмем в соображение,— говорит автор дальше,— места судебные,— они заняты лицами справедливыми, вежливыми. Обратим внимание на часть административную,— она составлена из лиц деятельных, преданных долгу службы и совести. Взглянем на часть медицинскую,— она составлена из лиц сведущих, любящих свое призвание, неуклонных от справедливости и нередко безмездных. Обратим взгляды на прочие части управления и на жителей,— они честны и деятельны: доброе купечество пользуется небольшими процентами, доставляя необходимое и предметы роскоши для своих и окружных жителей; мещане и другие жители ведут жизнь тихую, богобоязненную; по праздникам церкви наполнены усердно молящимся народом; историй, драк, буйств в Чернигове не слышно, каждый идет назначенной ему стезею тихо, спокойно…»

Не правда ли, как все это верно и отрадно!

[1861]