Андорра - Сторінка 5
- Макс Рудольф Фріш -Я буду смеяться. Чем они больше будут меня травить, тем приятней мне будет их ненавидеть. Ненависть придает человеку уверенность. И помогает строить планы. Я с каждым днем все больше радуюсь, потому что у меня есть план, и никто о нем не знает. А если я кажусь запуганным, то это я только притворяюсь. Ненависть делает человека хитрым. И гордым. Я им скоро покажу. С тех пор как я их ненавижу, мне часто хочется насвистывать и петь, но я этого не делаю. Ненависть делает терпеливым. И твердым. Я ненавижу их страну, которую мы скоро покинем, и все их рожи. Я люблю одного-единственного человека, и этого достаточно. (Прислушивается.) Кошка тоже еще не спит! (Пересчитывает монеты.) Барблин, я сегодня заработал полтора фунта — полтора фунта за один-единственный день. Я теперь экономлю. Я даже и не подхожу теперь к этому ящику. (Смеется.) Видели бы они, как они оказались правы: я только и делаю, что считаю деньги!
Вчера я видел этого Пайдера, — знаешь, того самого, которому ты нравишься. Который мне подножку подставил; он теперь как меня увидит, так ухмыляется, а мне плевать.
Мы поженимся. Ты веришь мне. Барблин, — есть другой мир, где никто нас не знает и где мне не будет никто подставлять подножку, и мы уедем туда, Барблин, а он тут пусть орет, сколько ему угодно. У нас уже есть сорок один фунт, слышишь! Сорок один фунт!
ГОЛОС СОЛДАТА: Жид всегда думает только о деньгах!
В эту минуту дверь открывается изнутри: в проеме стоит Солдат в свете свечи, босой, с расстегнутым поясом, полуголый.
СОЛДАТ. А ну пошел отсюда.
АНДРИ. Это неправда...
СОЛДАТ. Ты слышал? А ну пошел отсюда, пока я не сделал из тебя отбивную.
Андри уходит, а перед солдатом – Некто. Выстрел + Фон
Просцениум
НЕКТО. Андри так никогда и не узнал, что на самом деле произошло в ту ночь. А солдат, хвастаясь, что переспал с его невестой, предпочтет умолчать, что при этом скрутил ее ремнем и заткнул ей рот.
СОЛДАТ. Признаюсь: я его терпеть не мог. Я не знал, что он... не это самое, но все говорили, что он... это самое. Между прочим, я и сейчас думаю, что он таки был... это самое. Я его с самого начала терпеть не мог. Но я его не убивал. Я только делал то, что положено. Приказ есть приказ. Что бы было, если бы приказы не выполнялись! Я был солдат. (Уходит.)
НЕКТО. В церкви. (резко с другого поста) Джазовая ломаная
Появляется священник с Мадонной. Некто бьет в колокол.
Картина седьмая
СВЯЩЕННИК. Нам нужно поговорить, Андри. Твоя приемная мать хочет этого. Она очень беспокоится... Садись!
Андри молчит.
Садись, Андри!
Андри молчит.
Ты не хочешь сесть?
Андри молчит.
Понимаю, ты здесь впервые. Можно считать. Помню, однажды сюда залетел мяч, которым вы играли в футбол, и они послали за ним тебя к самому алтарю. (Смеется.)
АНДРИ. О чем мы должны говорить, ваше преподобие? Священник. Садись!
Андри молчит.
Итак, ты не хочешь сесть.
Андри молчит.
Ну, хорошо.
АНДРИ. Это правда, ваше преподобие, что я не такой, как все?
Пауза.
СВЯЩЕННИК. Андри, я понимаю, что тебя тяготит. Но ты должен знать, что мы тебя любим, Андри, таким, каков ты есть. Разве твой приемный отец не делает для тебя все, что может? Я слышал, он продал участок, чтобы ты мог стать столяром.
АНДРИ. Но я им не стану.
СВЯЩЕННИК. Это почему же?
АНДРИ. Ваш брат думает только о деньгах, сказал мне столяр,— а потому твое место не в мастерской, а за прилавком. Я буду продавцом, ваше преподобие.
СВЯЩЕННИК. Ну и хорошо.
АНДРИ. Но я хотел быть столяром.
СВЯЩЕННИК. Почему ты не садишься?
АНДРИ. Ваше преподобие ошибается, по-моему. Никто меня не любит. Я и сам себя не люблю.
Священник встает.
Можно мне теперь уйти?
СВЯЩЕННИК. Теперь выслушай, наконец, меня!
АНДРИ. Чего все хотят от меня, ваше преподобие?
СВЯЩЕННИК. Откуда такое недоверие, Андри?
АНДРИ. И все похлопывают меня по плечу.
СВЯЩЕННИК. Знаешь, Андри, кто ты? (Смеется.) Ты не знаешь этого, а потому я хочу тебе сказать.
Андри внимательно смотрит на него.
Ты — молодчина! По-своему ты молодчина, Андри! Я наблюдаю за тобой уже много лет, и я могу...
АНДРИ. Наблюдаете?
СВЯЩЕННИК. Именно.
АНДРИ. Почему же вы за мной наблюдаете?
СВЯЩЕННИК. Ты нравишься мне, Андри, больше других, именно потому, что ты не такой, как другие. Что ты качаешь головой? Ты способнее их. Точно! И это нравится мне, и я рад, что ты наконец пришел ко мне и я могу сказать тебе это.
АНДРИ. Это неправда.
СВЯЩЕННИК. Что неправда?
АНДРИ. Я такой же, как все. Я не хочу быть другим. И пусть он в десять раз сильнее меня, этот Пайдер, я сшибу его с ног на площади, перед всеми людьми, я поклялся себе в этом.
СВЯЩЕННИК. Какое тебе дело до Пайдера?
АНДРИ. Я поклялся себе в этом.
СВЯЩЕННИК. Я его тоже не люблю.
АНДРИ. Я не собираюсь заслуживать ничье расположение. Я сумею за себя постоять. Я не трус. И не способнее других, ваше преподобие, я не хочу, чтобы ваше преподобие так говорили.
СВЯЩЕННИК. Ну теперь ты меня выслушаешь?
АНДРИ. Нет. (Уклоняясь.) Не люблю, когда мне кладут руку на плечо...
Пауза.
СВЯЩЕННИК. С тобой действительно нелегко.
Пауза.
Короче говоря, твоя приемная мать была здесь. Более четырех часов. Эта добрая женщина страдает. Она говорит, что ты не садишься с ними за стол, ожесточился. Она говорит, ты не хочешь верить, что тебе желают добра!
АНДРИ. Все желают мне добра!
СВЯЩЕННИК. Почему ты смеешься?
АНДРИ. Если он хочет мне добра, ваше преподобие, почему он согласен отдать мне все, кроме собственной дочери?
СВЯЩЕННИК. Это его отцовское право...
АНДРИ. Но почему? Почему? Потому, что я еврей.
СВЯЩЕННИК. Не кричи.
Андри молчит
Никаких других мыслей тебе уже не может прийти в голову? Андри, я сказал тебе, как христианин, что я люблю тебя — но такова уж ваша натура, я вынужден это сказать, к сожалению,— что бы ни случилось с вами в жизни, все вы сводите к тому, что вы евреи. С вами действительно нелегко — из-за вашей мнительности.
Андри молча отворачивается.
Ну вот, теперь ты плачешь.
Андри всхлипывает, потом рыдает.
Что случилось? Ответь мне. Что с тобой? Я спрашиваю, что случилось. Андри! Говори же, Андри? Тебя трясет. Что-нибудь с Барблин? Ну прямо дитя малое. Чем же я помогу, если ты молчишь? Возьми себя в руки, Андри! Слышишь? Андри! Ведь ты мужчина. Слышишь? Ну, не знаю. Андри. ...моя Барблин. (Отрывает руки от лица, смотрит прямо перед собой.) Она не может любить меня, никто не может, я сам не могу любить себя...
Входит церковный служка с облачением.
Можно мне теперь уйти?
Служка помогает Священнику одеться.
СВЯЩЕННИК. Ты можешь остаться.
Служка продолжает одевать Священника.
Вот ты сам говоришь, что не любишь себя. Как же будут любить нас другие, если мы не любим себя сами? Господь наш учит: люби ближнего своего, как самого себя. Он говорит: как себя самого. Мы должны принять себя, а как раз этого ты не делаешь, Андри. Почему ты хочешь быть, как другие? Ты способнее их, верь мне, и энергичнее. Почему ты не хочешь это признать? В тебе есть искра Божья. Зачем ты играешь в футбол с этими дурачками, резвишься с воплями на лугу, чтоб только быть, как все андоррцы? Они все не любят тебя, я знаю. И знаю, почему. В тебе есть искра. Ты мыслишь. Почему бы не быть людям, в которых более разума, нежели чувства? Как раз это восхищает меня в вас. Что ты смотришь на меня? В вас есть искра. Вспомни Эйнштейна! И всех прочих, как их... Спинозу!
АНДРИ. Можно мне теперь уйти?
СВЯЩЕННИК. Из своей кожи не выпрыгнешь, Андри, будь ты христианин или еврей. Не удастся. Господь хочет, чтоб мы были такими, какими он нас создал. Понимаешь? И если они говорят, что еврей — трус, Андри, запомни: ты не трус, если ты принимаешь себя как еврея. И наоборот, ты не таков, как мы, слышишь? Я говорю: ты не трус. Только если ты захочешь быть, как все андоррцы, тогда ты трус...
АНДРИ. Можно мне теперь уйти?
СВЯЩЕННИК. Помни о том, Андри, что ты сам сказал: как тебя примут другие, если ты сам себя не принимаешь?
АНДРИ. Можно мне теперь уйти?..
СВЯЩЕННИК. Ты меня понял, Андри? фон
Появляется Некто.
Просцениум
НЕКТО. Спустя годы, Священник будет единственным, кто отчасти признает свою вину в том, что случилось с Андри.
СВЯЩЕННИК. Не сотвори себе кумира и никакого изображения ни Господа Бога твоего, ни человечков, им созданных. И я был виновен тогда. Я хотел оградить его любовью, когда говорил с ним. И я надел оковы на него, и я распял его на столбе.
Некто толкает статую Мадонны на руки священнику. .джазовая (до конца)
Картина восьмая
Площадь Андорры. Доктор — единственный, кто сидит, остальные — Трактирщик, Столяр, Солдат. Подмастерье, Некто с газетой — все стоят.
ДОКТОР. Говорю вам: успокойтесь!
СОЛДАТ. Как это так, на Андорру не нападут?
Доктор зажигает тоненькую сигару.
Вон, уже творится черт знает что!
ТРАКТИРЩИК. Что же, по-вашему, я должен сказать, что в Андорре не найдется свободной комнаты? У меня гостиница. Не указывать же чужестранке от ворот поворот.
Некто смеется, читая газету.
Что же мне оставалось делать? Пришла сеньора, спрашивает — нет ли приличной комнаты...
СОЛДАТ. Сеньора, вы слышали?
СТОЛЯР. Она оттуда?
СОЛДАТ. Если понадобится, мы сразимся — до последнего человека, а он пусть обслуживает ее! (Плюет на мостовую.) Тьфу, черт.
ДОКТОР. Только не теряйте спокойствия. (Курит.) Я немало поездил по свету, можете мне поверить. Я принадлежу Андорре, это все знают, душой и телом. Иначе я б не вернулся на родину, добрые люди, иначе ваш профессор не стал бы отказываться от всех кафедр мира...
Некто смеется, читая газету.
ТРАКТИРЩИК. Что тут смешного?
НЕКТО. Кто будет сражаться до последнего человека?
СОЛДАТ. Я.
НЕКТО. В библии сказано, последние станут первыми, или наоборот, не помню, первые станут последними.
СОЛДАТ. Что он хочет этим сказать?
НЕКТО. Я просто спросил.
СОЛДАТ. До последнего человека — это приказ. Лучше смерть, чем неволя, это написано в любой казарме. Это приказ. Пусть только сунутся, получат на орехи...
Короткое молчание.
СТОЛЯР. Как это так, на Андорру не нападут?
ДОКТОР. Положение напряженное, я знаю.
СТОЛЯР. Как никогда.
ДОКТОР. Но это длится уже много лет.
СТОЛЯР. Зачем им войска на границу?
ДОКТОР. Я немало поездил по свету, и вот что я хочу сказать.