Підземка - Сторінка 46

Пригодились. Благодаря им заметно полегчало. Ставлю рядом с кроватью, становится тяжко — дышу, иду на работу — один баллон кладу в портфель. И так продолжалось около двух месяцев.

Единственное, что было хорошее от встречи с зарином, — мы с подругой смогли по-настоящему понять друг друга. До тех пор нередко ругались, не пытаясь разобраться в настроении партнера. Я часто задумывался, как она ко мне относится. Поэтому очень удивился, когда она влетела в палату чуть не плача. Говорит, боялась, что я умру, и была готова разрыдаться. Когда она пришла, рядом со мной сидел мой начальник. Так вот у него на глазах взяла мою руку и не отпускала. Приходила в больницу и сидела со мной каждый день. Когда я выписывался и ехал домой, тоже была рядом. До тех пор в фирме о нашей связи не знали. На людях мы делали вид, что незнакомы. А тут прямо перед начальником сжала мою руку и не отпускает (смеется). Так нас раскусили. Хотя говорят, что слегка догадывались.

В киотской старшей школе Ракунан я учился вместе с Ёсихиро Иноуэ. В один класс мы не попадали[80], но школа была общая — известный трамплин для поступления в вузы. Добирались мы на одном автобусе. От станции Оомия линии Ханкю и до школы. Нередко приятелями становятся те, кто ездит на одном автобусе даже из разных классов. Иноуэ был в параллельном, но один мой приятель дружил с парнем из класса Иноуэ, и мы часто ездили все вместе. При этом ни разу не поговорив по-приятельски.

Вы так хорошо помните?

Да, помню действительно хорошо. Первое впечатление — ужасно мрачный тип. Какой-то мудреный, грубиян, что ли… Мне он сразу не понравился, и я с ним не разговаривал. Стоит человеку услышать пару реплик в разговоре, и он понимает, подходит ему собеседник или нет. Мне не подошел. Никак. Слыша, как он отвечает своему товарищу, как разговаривает, я, даже не общаясь с ним напрямую, понял, что с этого парня толку мало. В предпоследнем классе я перешел в токийскую школу, но слышал потом от других одноклассников, что он садился посреди класса в позу "дзадзэн" и подолгу медитировал. Сам я этого, правда, не видел.

Друзей у меня было немало. Мы увлекались мотоциклами, и все вместе куда-нибудь гоняли. Мне нравилось проводить время на улице. А Иноуэ был совсем другим.

Когда после инцидента вокруг "Аум Синрикё" пресса устроила шумиху и членов секты начали показывать по телевизору, я узнал, что в руководстве секты есть человек по фамилии Иноуэ. Увидев лицо, я понял, что где-то его уже встречал. Было это спустя две недели после инцидента. Сразу позвонил однокашникам по школе Ракунан. У меня до сих пор много друзей из их числа. Спрашиваю: неужели это тот самый Иноуэ? А мне в ответ: да, именно он. Поэтому я знал об этом до того, как опубликовали подробности.

Разозлился. Очень разозлился. Хотя это чувство не имело ничего общего с дискомфортом школьной поры. Там меня просто от него воротило. Хоть я перешел в другую школу и не считаюсь выпускником Ракунан, но горжусь, что учился там. Думал, что выпускники этой школы не способны ни на что дурное. Поэтому произошедшее стало для меня шоком. Я очень расстроился.

Иноуэ, в свою очередь, в последнее время занимает позицию, противопоставляя себя Тидзуо Мацумото. Я наблюдаю за этим с интересом, и неотрывно слежу за всеми новостями про него. Ну-ка, покажи, на что ты способен! Насколько искренние твои намерения, Иноуэ!

Мужчина шел по платформе и кричал:

Зарин! Это зарин!

Коитиро Макита (34 года)

Г-н Макита занимается производством видеоматериалов. Со студенческой поры играл в группе — может быть, поэтому с самого начала хотел работать с музыкой, но постепенно все свелось к видео. С 1988 по 1994 год держал собственную фирму и работал отдельно, но конъюнктура ухудшилась, и сейчас он работает в фирме покрупнее. Отвечает за отдел видеоматериалов для игрового ПО.

Интервью для этой книги я решил брать у каждого человека по одному разу, без дополнительных встреч и расспросов, но было и несколько исключений. Одним из них стал г-н Макита. Дело в том, что испортился магнитофон, и мы не смогли снять с ленты первое интервью. Но помимо этого после первого интервью у меня однозначно осталось чувство легкого сожаления, что я не расспросил этого человека подробней. А поломка магнитофона — нечто вроде символичного послания. Таким образом, г-н Макита дважды дал нам продолжительное интервью.

Нельзя сказать, что он тяготится разговором, но он не из тех, кто говорит о себе самом по собственной инициативе. Задашь вопрос — непременно получишь ответ. Но в большинстве случаев ничего больше не услышишь. Я тоже по своей натуре не стремлюсь с жадностью наброситься на собеседника, выспросить, выудить из него информацию частного характера. Что касается конкретной ситуации с газовой атакой — еще куда ни шло, но есть и всякие запутанные семейные коллизии, и лицом к лицу спрашивать о них очень неловко. Но после мне стало казаться, что в некоторых случаях стесняться нельзя.

Немало из нашего разговора не попало на страницы книги по обстоятельствам г-на Макиты. Но даже при этом, хорошо, что мы встречались дважды.

Для поездок на работу я использую линию Хибия. Поезда жутко переполнены. Особенно на станции пересадки — Кита-Сэндзю: там идут ремонтные работы, и на платформе страшно тесно. Даже опасно. Удивляться смертным случаям здесь нечего. Подтолкни кого-нибудь слегка — и он запросто может упасть на рельсы.

Как бы вам объяснить, насколько все ужасно? Один раз я пытался втиснуться в вагон, и мой портфель поглотили волны человеческих тел. И с концами. Я держал портфель крепко, чтобы его не вырвали из руки, но если бы не отпустил, сломали бы мне руку. Портфель тут же пропал из виду. Я забеспокоился, пропадет, не найдется (смеется). Постепенно вагон опустел, и портфель опять вернулся ко мне.

Сейчас еще куда ни шло — в вагонах работают кондиционеры, а раньше утешением было лишь "тоннельное охлаждение", и летом приходилось тяжко. Не было ощущения, что вообще живешь.

На Акихабаре часть пассажиров выходила, и дышать становилось легче. На станции Кодэмматё уже можно было стоять, не касаясь соседа, а на Каябатё даже при случае сесть. После Гиндзы можно свободно читать журналы.

Семья — жена и ребенок. Дочери четыре года, мы поженились пять лет назад.

Снимаем квартиру. Мы жили там всей семьей, еще, когда я был ребенком, но пока я учился в институте, и родители, и младший брат один за другим умерли, и я остался в этой квартире один, а сейчас живу со своей семьей.

Жилой квартал, никаких неудобств, кроме одного — тесновато. Две комнаты по шесть татами[81] да в придачу кухня — четыре с половиной. Дому скоро будет тридцать лет. Квартплата, признаться, невелика, хотя раньше была намного меньше. После "мыльного пузыря" под предлогом косметического ремонта раз в два года квартплату повышали.

Изначально я хотел заниматься музыкой, в институте даже играл в группе, еще три года проиграл после института. Скромная группа, игравшая в основном техно. Мне и сейчас хотелось бы продолжать играть, но уж слишком тесная у нас квартира. Аппаратуру поставить — и то негде.

Окончив институт, первое время я работал обычным клерком. Но, видимо, не было у меня общительности. Работалось с трудом, работа мне не нравилась. Фирма имела отношение к компьютерам, а я по образованию гуманитарий. Правда, в старшей школе я учился программированию и в группе играл на клавишных, поэтому имел определенные знания и на работу устроился системным инженером. В ту пору компьютеры еще не были так распространены, и простые люди обращаться с ними не умели. Работы было очень много. Работал почти без выходных. Переработки, работа до ночи, выход по субботам и воскресеньям. Как контроль производства на заводе — сделать, что хочешь сам, не можешь. Оставаться там долго я не мог и через полтора года бросил.

После я какое-то время работал в аудио-видео-фирме, но она вскоре разорилась. Тогда я открыл собственную. В принципе, особого желания создавать свою фирму у меня не было, но из-за налогов пришлось предприятие зарегистрировать. Самое большее у меня работало три человека. Потом конъюнктура ухудшилась, и работы стало меньше. В последний год работал один.

20 марта был понедельник, верно? Дело в том, что по выходным я высыпаюсь. И время сдвигается. В том смысле, что в пятницу я засыпаю поздно ночью, и сплю до четырех-пяти часов дня субботы. Затем ложусь в воскресенье утром и сплю до вечера, потом просыпаюсь и работаю всю ночь. В последнее время такой работы стало значительно меньше, но даже при этом раза два в месяц бывает.

В течение недели сплю по пять часов, поэтому восполняю недосып в выходные. Почти до вечера. Работы много. Даже без переработок тружусь до полседьмого. Потом переработки. Если собрать в кучу все переработки и выход в выходные, перевалит сто часов в месяц. Самые рьяные доходили до трехсот. Сотрудники фирмы все молодые, работоспособные. Поэтому на выходных нужно хорошенько отдыхать.

В тот день я тоже, не спав ночью, пошел на работу. Даже если соберешься спать, все равно не уснешь. А тут как раз у меня был уговор с начальником, и я поехал на работу пораньше.

Пропустив на Кита-Сэндзю несколько поездов, в конечном итоге можно сесть. Уходит на это около пятнадцати минут. Но я сел в первый подошедший. В такой толпе даже сидящим несладко: сидишь и чуть ли не тыкаешься носом в ноги стоящих. В тот день поезд тоже был жутко переполнен. Еще бы, по понедельникам всегда вагоны полнее обычного.

Обычно я сажусь в заднюю дверь четвертого вагона. Время всегда одно и то же, лица людей по большей части знакомы. Но в тот день я садился в поезд в другое время. Вокруг сплошь незнакомые мне люди, поэтому помню, что впечатление несколько иное, чем всегда.

До Цукидзи присесть было невозможно. Редкое дело. Обычно на Каябатё я сажусь… И вот только я сел на Цукидзи, как раздалось объявление: одному пассажиру стало плохо, пока оказывается помощь, поезд стоит на платформе. Я ждал, продолжая сидеть. Вскоре стало плохо уже троим. Прошла всего одна или две минуты.

Я находился в четвертом вагоне, а на платформе около одного из передних вагонов образовалась человеческая изгородь. То был вагон, в котором обнаружили пакет с зарином.