Підземка - Сторінка 59

И еще запах — раствора, который бывает на стройках или в новом доме. Чем бы оно ни было, я стал задыхаться. У меня с детства хроническая астма, и я подумал, что это, наверное, из-за нее. Во всяком случае, все пассажиры — хотя особенно и не спеша — шли к выходу.

Выйдя на улицу и оглядевшись, я увидел лежащего на земле человека, у которого изо рта шла пена. Другой человек, который, видимо, сопровождал его, пытался ему помочь. Многие вокруг сидели на корточках, у некоторых текло из носа, у некоторых слезились глаза. Чрезвычайно странная картина. Никак не мог понять, что же здесь, в конце концов, происходит. Даже предположить не мог. Но хотя и не понимал, все больше чувствовал опасность. Подумал, что сейчас не время идти на фирму. Это опасно. Лучше какое-то время, не двигаясь, побыть здесь.

Так что я тоже остался там. Сначала стоял, но вскоре сел. Поле зрения у меня вдруг сузилось, и вокруг стало темно. К тому же сознание стало нечетким. Все это очень необычно, вновь подумал я. Но как ни странно, отдельные события — сообщение о взрыве, пронзительный крик человека, упавшие люди — в моей голове не связались в единое целое, и я не осознал, что они имеют отношение и ко мне тоже. Только глядя на окружающее, я инстинктивно подумал, что лучше никуда не идти и спокойно оставаться здесь.

Из бесед, которые у меня состоялись ранее, создалось впечатление, что многие, хоть и чувствовали, что происходит что-то необычное, стремились во что бы то ни стало добраться до работы. Если исключить тех, которые не могли двигаться, очень немногие оставались на месте ждать, когда им окажут помощь. Пусть ползком, но стремились на работу…

Это действительно так. Несмотря на плохое самочувствие, многие как-то пытались добраться до работы. Некоторым было все равно куда, лишь бы идти. Со стороны выглядело довольно комично. Среди них были и такие, которые уже совершенно не могли идти, но все же двигались чуть ли не ползком. Я примирился с тем, что не пойду на фирму, поскольку чувствовал, что речь идет о самой жизни.

Вокруг многие сидели на корточках. Нет, я особенно с ними не разговаривал. Одной только девушке, которая не сдавалась и продолжала стоять, сказал: если плохо себя чувствуете — лучше сесть.

Я сам не был на месте событий, поэтому не представляю, какая там царила атмосфера. Однако всем было ясно, что случилось что-то непонятное и чрезвычайное. В этих условиях оказавшиеся рядом люди разговаривали друг с другом? Обменивались информацией о том, что же все-таки произошло?

Я не разговаривал — самое большее иногда подавал голос. Однако о чем говорили другие, что они делали, я не знаю.

Конечно, я задавал себе вопросы: что же это такое? — и тому подобное. Все, кто там были, чувствовали себя странно и не разговаривали с окружающими. Только сидели и ничего не делали. Что касается меня, мне не было уж слишком тяжело, и чувствовал я себя не так уж плохо.

Прошло довольно много времени, прежде чем появилась всего одна машина "скорой помощи", поэтому люди стали ловить такси. Сажали в первую очередь женщин и тяжелобольных и отправляли в больницу, при этом все помогали друг другу. И вот тогда я глубоко осознал, что в подобных чрезвычайных ситуациях ни правительственные, ни общественные организации не могут принести особой пользы.

Мое состояние было сравнительно легким, поэтому я сел в такси позже всех и поехал в больницу. Нас село в машину четверо, состояние остальных троих тоже не было тяжелым, поэтому гнетущей атмосферы в машине не было. О чем-то говорили, но о чем — совершенно не помню. Почему — не знаю, но не помню.

Прибыли мы в "Мицуи Кинэн", что в районе Акихабара. Почему в эту больницу — совершенно не помню. Наверное, кто-то из пассажиров назвал ее. Было уже что-то около 10 часов. Позвонил из больницы на фирму. Там уже знали об инциденте, в который попали еще двое наших сотрудников. Но они, так же как и я, были не в особо тяжелом положении.

В больнице провел две ночи. Принимал лекарство для расширения зрачков, из-за чего они слишком расширились, и все вокруг стало светло. Как побочное явление возникла старческая дальнозоркость, которая не исчезала около недели. Помимо этого в больнице никаких физических неприятностей я не переживал. Однако, вероятно из-за всего, что произошло, ко мне вернулась астма, потому я и провел в больнице два дня. Конечно, чувствовал себя плохо, но я уже к этому привык, поэтому ничего страшного тут нет.

Усталость… Конечно, я ее чувствую, но в зарине причина этого или нет, я не знаю. Возможно, возрастной упадок сил… В последнее время усилилась забывчивость, но опять — точной причины этого я не знаю. Сильнее стали неметь плечи. Это бывало и раньше, но сейчас онемение захватывает большие участки. Наверное, все это связано с возрастом.

А больше всего я боюсь средств массовой информации, особенно телевидения. Они изображают события в довольно ограниченном диапазоне, и так искажается правда. В результате часть какого-то события воспринимается как целое. Я думаю, это очень опасно.

Действительно, на участке перед станцией Кодэмматё возникла чрезвычайная ситуация. Однако окружающий мир продолжал жить прежней жизнью. По дорогам, как обычно, проносились машины, и контраст был просто поразительный. Однако на экранах телевизоров показывали только сцены, где происходило нечто экстраординарное, отличающееся от реальности. Поэтому мне вновь и вновь приходит в голову мысль, что телевидение — штука опасная.

Если ездишь на поезде каждый день,

помнишь постоянные запахи.

Митиаки Тамада (43 года)

Тамада-сан служит кондуктором на Токийском метрополитене, приписан к участку станции Нака-Мэгуро. На работу в метро он поступил в 1972 году. Инцидент с зарином произошел на 23-м году его непрерывной службы. Его нынешняя должность — старший кондуктор. В общем, он ветеран.

Причина, по которой Тамада-сан решил пойти на службу в метро, — несколько необычная. Как он сам говорит, "в отличие от работы на фирме, тут я сам себе хозяин". Короче говоря, обычный служащий каждое утро в определенное время выходит из дома и вечером возвращается. А если служить в метро, можно иметь в своем распоряжении целый день, — это, вероятно, его и привлекло. Часы работы служащего метро значительно отличаются от трудового распорядка обычного служащего. Это действительно очень удобно для тех, кто имеет вкус к жизни.

Но не только. По мере того как я беседовал с ним, у меня все больше складывалось впечатление, что этот человек придает большое значение своей индивидуальности. У меня нет веских оснований это утверждать, но такое ощущение все-таки осталось. Окончив работу, он предпочитает жить так, как ему хочется.

Раньше он увлекался лыжами, но шесть лет назад получил серьезную травму и вынужден был расстаться со спортом. Сейчас у него нет ничего, что можно было бы назвать увлечением. В выходные ничем специально не занимается — просто расслабляется. Иногда, сев в машину, один совершает дальние поездки. Быть одному ему никогда не бывает в тягость.

Он и раньше особо не употреблял алкоголь, а после инцидента с зарином совершенно перестал пить, серьезно восприняв предупреждение врача, что зарин мог повредить его печень.

Несмотря на занятость, Тамада-сан легко согласился дать интервью, считая, что таким образом может хоть немного воспрепятствовать тому, чтобы инцидент стерся из памяти людей.

Поскольку я окончил вечернюю школу, то поступил на работу в метрополитен в 22 года. Сначала я был одним из дежурных по станции, компостировал билеты, отправлял поезда. Один год на станции Иидабаси, два — на Такэбаси. Затем перешел на кондукторскую работу на участке Накано линии Маруноути.

Для того чтобы стать кондуктором, необходимо сдать экзамены. А чтобы стать машинистом поезда, нужно сдавать очень трудные экзамены, куда, помимо общих дисциплин, включены тесты на пригодность к этой работе, медицинский осмотр и интервью. В мое время многие сдавали эти экзамены, однако лишь способные кандидаты преуспели. Я хотел перейти в кондукторы, поскольку в то время рабочий день у них был короче, но сейчас уже почти нет никакой разницы.

В 1975 году я был приписан к станции Накано и четыре года работал на поездах линии Маруноути. Затем перешел на участок станции Ёёги линии Тиёда, а с февраля позапрошлого года работаю на линии Хибия.

Переход на новую линию метро связан со значительными трудностями — приходится многое запоминать буквально с нуля. Особенности каждой станции, ее расположение, где находятся внутренние службы и тому подобное. Если все это крепко не держать в голове, нельзя быть уверенным в безопасности. Что ни говорите, а безопасности у нас придается первостепенное значение, и на это мы, прежде всего, нацелены в своей работе.

До сих пор у меня было несколько неприятных случаев. Вечером бывает много выпивших, и они часто, шатаясь, близко подходят к идущему поезду. Иногда неожиданно выскакивают из-за колонны, и тогда их трудно остановить. А в часы пик все подступают почти вплотную к подходящему поезду, а это очень опасно.

Что касается линии Хибия, то напряженная обстановка складывается часто — особенно на Кита-Сэндзю, где скапливается очень много пассажиров. Перед посадкой все выстраиваются в очередь, но когда она становится такой длинной, что нельзя пройти сзади, приходится пробираться между ждущими людьми и поездом. В этом случае бывает даже страшно.

К счастью, до сих пор я ни разу не попадал в крупную аварию.

20 марта, когда произошел инцидент с зарином, у меня на самом деле был выходной, однако из-за нехватки сотрудников иногда приходилось выходить на работу и в выходные. В тот день один из сотрудников взял отпуск, и мне предложили выйти на работу. Без особого желания я согласился, поскольку у нас должна быть взаимная выручка.

Смена начиналась в 6:45. Придя сначала на станцию Нака-Мэгуро, я сел в поезд, отправлявшийся в 6:55 до Кита-Сэндзю, где пересел на тот, где в этот день должен был работать. Время отправления моего поезда я точно не помню — думаю, приблизительно 7:55.

В этот день поезд, как всегда, был набит битком. В пути я не заметил ничего необычного, пока не получил сообщение из центральной диспетчерской: на станции Цукидзи произошел взрыв.